Редактура и саморедактирование произведений


Редактура и саморедактирование произведений

14.04.2017                                   Публицистика 


Чтобы показать остроту проблемы редактирования, приведу пример из собственной практики, когда в печать ушёл исторический роман о флоте и авиации Российской Империи без согласования со мной макета в формате PDF. На последних страницах есть фамилия редактора, но никто из читателей на неё внимания не обратит – все шишки получает автор.
В романе упоминается слой резиновой защиты на топливных ёмкостях боевых самолётов, он предотвращает утечку бензина при повреждениях пулями и осколками. Такие баки именуются «протектированные», от слова «протектор». Попробуйте сами: Word подчеркнёт «протектированные» красным и предложит два варианта замены – «протестированные» или «проектированные». Питерский редактор недрогнувшей рукой переправил на «протестированные».
Дальше – больше. Упоминается побоище у Цусимы и фамилия русского флотоводца – Рожественский. Редактор в уверенности, что я пропустил букву Д, «исправил» и заменил на «РожДественского». Наверно, он поклонник поэта Роберта Рождественского, не знаю.
В результате меня склонял и высмеивал на военно-исторических форумах всякий, кому не лень. Читателям не интересна внутренняя кухня издательств.
Я работаю в Издательском доме «Звязда» и с этой кухней знаком. Романы, изданные в России, тоже обогатили опытом общения с редакторами, кстати – далеко не всегда отрицательным, как в приведённом примере.
В «Звязде» тоже не всё гладко. В одной из своих публикаций в «Нёмане» я ссылался на статью в том же журнале, с моими замечаниями можно ознакомиться здесь, а подробный разбор ошибок размещён в «Беларускай думке». История такова. На стол редактора легла толстенная рукопись, претендовавшая на отдельное издание в виде книги, с указанием главреда сократить до объёма статьи и поставить в номер. Текст относился к военно-исторической тематике, и историческую составляющую должен был проверять эксперт. Но редактор издательства в принципе не способен обладать узкоспециальными познаниями в каждой сфере человеческой деятельности, затрагиваемой в присылаемых работах. В итоге получилось плохо. Статья, безупречная с точки зрения стилистики русского языка, представляет скопище неточностей, путаницы и устаревших пропагандистских штампов.
Эту тему развивать долго, не буду углубляться и скажу кратко: если затронуты специальные вопросы, к редактуре необходимо привлекать экспертов.
В белорусских произведениях, особенно относящихся к художественной прозе, я часто наблюдаю композиционные огрехи. Их устранение требует перекройки всего текста, поэтому призываю начинающих литераторов: учите матчасть. Есть базовые правила, только высокие профессионалы способны создать нечто ценное с нарушением «школьных основ», и то – крайне редко. Как минимум, 99% классического наследия, думаю, вписывается в стандарт. Стоит ли изобретать велосипед?
Тем более, коренной перекройкой композиции не озаботится редактор издательства. Он отклонит рукопись или ограничится косметическим ремонтом.
Многие российские издательства предупреждают: выпускаем книги в авторской редакции. Рукопись правит только корректор, тут уж будьте уверены – все (или почти все) запятые станут на свои места. Больше рассчитывать не на что.
В авторском варианте рукопись выкладывается в самиздате. Я отношусь к самиздату чуть снисходительно, но не брезгую, мою страничку на «Самлибе» посетили многие десятки тысяч человек, пару сборников ранее изданных на бумаге повестей я только что забросил в «Ридеро», например – этот. По статистике, писатель моего уровня популярности (достаточно, надо сказать, умеренного) собирает с таких публикаций сущие копейки – несколько тысяч российских рублей в год. Пусть будут, они не лишние. Разумеется, сборники не подвергались внешней редактуре, всё сам, сам.
Насколько у меня получается? Рискну предположить – удовлетворительно, на крепкую тройку по пятибалльной. В «Нёмане» 2016-12 опубликованы три моих рассказа, искренне горжусь, что редакторские замечания уважаемого Олега Ждана к рукописям были незначительны. Естественно, поправки я принял с благодарностью.
Очень сложно что-то рекомендовать применительно к содержательной части. Многие литераторы страшно обижаются, когда показываю на недостатки их трудов. Совсем не уверен, что изрекаю незыблемую истину в последней инстанции, но, коллеги, если мне, одному из читателей, что-то укололо глаз, оно же запросто ужалит и других! Не отбрасывайте замечания, не отгораживайтесь стеной обиды. Если бы кто-то аргументировано разнёс по кочкам мой дебютный роман, я бы наглотался слёз, зато не совершил бы множества ошибок потом.
По моему мнению, наиболее важна первая часть романа. Или первые две страницы рассказа. Их задача – зацепить читателя, уверить в необходимости добраться до конца. В стартовых эпизодах даётся экспозиция, обозначается конфликт, начинается действие. «Всё смешалось в доме Облонских…», и – с места в карьер! В «Анне Карениной» на двух страницах и экспозиция, и завязка, и демонстрация несомненного почерка мастера.
Противоположный пример, он как раз из белорусской литературы. Это –  «Афганская шкатулка» Андрея Федоренко. В прологе подробная экспозиция, два раненых белоруса-афганца встречаются в советском госпитале, 1990-й год. Один ждёт смерти и доверяет тайну земляку. Какую – неизвестно. Завязка не состоялась – не обозначен конфликт, не запущен сюжет, вообще нет ни единого намёка даже на жанр произведения.
Вось тут перапыняецца нашая гісторыя. Усплыве яна аж праз пятнаццаць гадоў і на гэты раз месцам дзеяння выбярэ <…> беларускую вёску Вялікая Паляна; менавіта тут з'явяцца перад намі, як на экране тэлевізара, і старыя знаёмыя героі, і зусім новыя; менавіта тут наша таямнічая заблытаная гісторыя паступова раскруціцца, разблытаецца, праяснее і пад канец ператворыцца проста ў гісторыю.
После пролога трудно поверить автору, что нас ждёт что-то интересное, «заблытаная гісторыя разблытаецца». Потому что ничего «заблытанага» не происходит. Федоренко расставляет на доске фигуры, которыми не собирается играть – жителей некого села, там новая экспозиция, ещё длиннее, сельская молодёжь долго рубится в хоккей.
Открывается пятая глава.
«Аднак тут пакінем на некаторы час НАШЫХ юных сяброў, будучых НАШЫХ Холмсаў і Каломбаў. Канечне, яны яшчэ вернуцца, яшчэ прымуць у НАШАЙ гісторыі самы актыўны ўдзел. А мы з вамі давайце зазірнем у таямнічую хатку-леснічоўку».
Третья экспозиция! Пестрящая ненужными повторами нашых-нашай. Для тех, кто готов проявить терпение, сообщаю: об афганском кладе там что-то мелькнёт лишь в районе двадцатой главы довольно-таки короткого произведения. Основной объём текста не несёт никакой, даже фоновой нагрузки по отношению к сюжету.
Не претендуя на истину в последней инстанции, замечу: наличие нескольких вводных допустимо, если в пространственно-временной локации каждой экспозиции завязывается отдельная сюжетная линия. То есть конфликт и сюжет обозначается сразу, а не бросается на потом. Мысль не моя, но уже не помню, где её вычитал, принимайте как есть… Или не соглашайтесь.
Для контраста призываю сравнить начало упомянутой повести, растянутое на половину книжки, с первыми двумя страницами романа «Крик на хуторе» Георгия Марчука. Старт – как выстрел! И сразу в цель.
Бывают и более впечатляющие случаи, чем «Афганская шкатулка», в частности – шеститомный цикл «Волшебница» белоруса Валентина Маслюкова. Сошлюсь на реплику автора из интервью журналу «Маладосць»: «Першая кніга – гэта наогул толькі экспазіцыя».
Итого – в «Волшебнице» 384 страницы вводной части!
Задача экспозиции, как я это для себя формулирую, — не испугать читателя, не оттолкнуть его и не заставить в панике бросить книгу. (Елена Хаецкая).
Чистка и оптимизация содержания последующих частей произведения также весьма важна, но не буду пытаться объять необъятное в одной статье. Формулирую кратко задачу первого прогона текста в порядке саморедактуры: отсечь всё лишнее. Без малейшей жалости. Пусть роман превратиться в повесть, а повесть – в рассказ. Это лучше, чем бесконечные бессмысленные длинноты.
И так, лишнее удалено. Но чего-то недостаёт?
Проверяем исполнение эпизодов, особенно с точки зрения визуализации происходящего. Не должно быть блеклых «картонных» персонажей, невидимых стен ничем не обозначенного помещения. На улице всегда стоит какая-то погода, на часах наблюдается какое-то время суток.
Российский писатель Ден Шорин как-то набросал простейшую шпаргалку для самопроверки эпизодов, заимствована из его блога.
Время года (1 раз).
Время суток (1 раз в эпизод).
Погода, осадки (1 раз в эпизод).
Цвета (по всему тексту).
Запахи (по всему тексту).
Вкус.
Тактильные ощущения – необязательно.
Температура (воздух, вода, металл) – необязательно.
Болевые ощущения – необязательно.
Переходим к действующим лицам. Персонажи должны обладать внешностью и одеждой. У центральных они постепенно меняются. Далее проверяем: логика поступков, манеры, речевые особенности, привычки. Важная деталь заключается в наличии имени у третьестепенных персонажей. Если в локации мелькнули трое военных или толпа школьников, то, быть может, этого и хватит. Но если там находился штабс-ротмистр Переплюйкин, то хоть пару слов желательно нацедить о его выправке и лихо закрученных усах.
Закончили с персонажами? Теперь повторяем то же самое с главным героем, медленно, вдумчиво, подробно. Если читатель не проникнется его бедами (или не возненавидит, коль писали от отрицательного персонажа), то и в целом произведение пройдёт мимо. В основном проблема решается через действия, но и облик героя имеет значение.
Постепенно добираемся до стилистики языка.
Весьма успешный российский фантаст Юрий Никитин пишет:
«Со всех сторон можно слышать важное, глубокомысленное, изрекательное…. «Язык! Важнее всего – язык. Работайте над языком, над языком!.. Для писателя нет ничего важнее, чем работа над языком». Конечно же, ЭТО полная херня, но глубинная мудрость ЭТОй банальности в том, что работать над языком хоть и со скрипом, но можно приучить почти каждого начинающего. По крайней мере, на простых и наглядных примерах объяснить, почему именно фраза с вычеркнутыми сорняками звучит лучше, чем предложенная автором целинная фраза. Автор легко может проверить ЭТО сам, предложив обе фразы для контроля знакомым».
Мной выделены трижды повторённые ЭТО в коротком отрывке, типичные лишние слова, по Никтину – «сорняки». Все грешат, даже берущиеся поучать коллег по писательскому цеху.
Тем не менее, зерно правды в утверждениях Никитина присутствует. На какие слова-сорняки обращать внимание? Тут многое зависит от понимания автором своих слабых мест. В частности, я не проверяюсь на употребление «свой-своя-своё», избегаю их в момент набора текста. Начинающим рекомендую вычистить огрехи вроде «достал СВОЕЙ рукой из СВОЕГО кармана».
Список подлежащих проверке и удалению слов, не всегда, естественно, а где необходимо, достаточно индивидуален. Он примерно такой: был-была-было, все-всё, это, ещё, однако, который, это-эти-этот и т.д. Рекомендую список стоп-слов из программы Textus Pro. Затем «больное» слово загоняется в поисковик Word, он отмечает в файле. Дальше выделенное исправляется или удаляется вручную, но без фанатизма. Не обязательно сокращениями пересушивать текст до телеграфной лаконичности – литературы не останется.
Реплики персонажей не нужно полировать тщательно. Живой разговорный язык обычно содержит и повторы, и другие ошибки, порой – бессвязный поток сознания.
Word даёт массу советов, не все они правильные, как уже продемонстрировано в случае с моим романом. Особенно странно он реагирует на пунктуацию.
Несложно усовершенствовать Word, инсталлировав программы-надстройки. Они позволят восстановить букву Ё, если текст набран с игнорированием этой буквы, перевести грамматику в дореформенную (с ятями и изобилием твёрдых знаков), чтобы отдельными фрагментами типа вывески «Трактиръ» создать атмосферу «под старину».
Для искусственного состаривания стиля рекомендую автоматическое выделение иностранных слов и поиск синонимов с заменой на исконно русские. Большая часть современной иностранной лексики оккупировала русский, да и белорусский язык сравнительно недавно – в двадцатом веке. После замены заимствований из романских языков исконными словами текст искусственно состаривается.
Найти синонимы помогает сервис «Тезаурус» редактора Word и on-line словари.
Я как-то публиковал статью «Интернет в помощь писателю». Среди сетевых программ особую ценность для редактуры представляет «Свежий взгляд». По замыслу создателей, она рассчитана на борьбу с паронимами, в реальности выделяет любые повторы.
Интерфейс предусматривает проверку на двух языках – русском и украинском. Белорусские тексты также анализирует хорошо (переключатель языка может стоять в любом из двух положений), потому что не «вникает» в смысл предложений, а выделяет лишь повторяющиеся сочетания буквенных символов. В поле «длина контекста» устанавливается максимальное значение – 30 знаков.
Недостатком программы является проверка повторов только в пределах абзаца. Иногда приходится удалять разбивку по абзацам, затем – восстанавливать. Долгий ручной труд!
Но без этой рутины плохо. Вот пример текста, пропущенный через «Свежий взгляд», для иллюстративности я выделил повторы заглавными буквами.
«На краю дороги СТОЯЛ ДУБ. Вероятно в десять РАЗ старше берёз, СОСТАВЛЯВШИХ лес, он БЫЛ в десять РАЗ толще и в два РАЗА выше каждой берёзы. ЭТО  БЫЛ огромный  в  два обхвата ДУБ с ОБЛОМАННЫМИ, давно видно, суками и с ОБЛОМАННОЙ корой, заросшей  старыми  болячками. С огромными СВОИМИ неуклюжими, несимметрично-растопыренными,  корявыми  руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом СТОЯЛ между улыбающимися берёзами. Только он один не хотел подчиняться обаянию ВЕСНЫ и не  хотел  видеть ни ВЕСНЫ, ни солнца. «ВЕСНА, и любовь, и счастие!» — как будто говорил ЭТОТ ДУБ, — «и как не надоест вам ВСЁ один и тот же глупый и бессмысленный ОБМАН.  ВСЁ одно и то же, и ВСЁ ОБМАН!  Нет ни ВЕСНЫ, ни солнца, ни счастия.  Вон смотрите, сидят задавленные мёртвые ели, всегда одинаковые, вон и я растопырил СВОИ ОБЛОМАННЫЕ,  ободранные  пальцы,  где  ни  выросли они — из спины, из боков; как выросли — так и СТОЮ, и не верю вашим надеждам и ОБМАНАМ». КНЯЗЬ АНДРЕЙ несколько раз оглянулся на ЭТОТ ДУБ, проезжая по лесу, как будто он чего-то ждал от него. Цветы и трава БЫЛИ и под ДУБОМ, но он ВСЁ так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, СТОЯЛ посреди них. «Да, он прав, тысячу раз  прав ЭТОТ  ДУБ,  думал КНЯЗЬ АНДРЕЙ, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот ОБМАН, а мы знаем ЖИЗНЬ, — наша ЖИЗНЬ кончена! » Целый новый ряд мыслей безнадёжных, но грустно-приятных в связи с ЭТИМ ДУБОМ, возник в душе КНЯЗЯ АНДРЕЯ. Во  время  ЭТОГО  путешествия  он  как будто вновь обдумал ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ, и пришёл к тому же прежнему  успокоительному  и безнадёжному заключению, что ему начинать ничего БЫЛО не надо, что он должен ДОЖИВАТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ, не делая зла, не тревожась и ничего не желая».
Приведён фрагмент романа «Война и мир» Льва Толстого, отрывок почему-то предлагается к заучиванию наизусть в пределах школьной программы.
Программа выделяет повторы, живого места нет, чем плотнее цвет – тем больше возмущается компьютер. Раз-раз-раза, весны-весны-весна.  «Жизнь» и стоял-стою четыре раза на три фразы, не считая «доживать». Своими-свои-свою-свою. Был-был-были-было. Все-всё-всю пять раз. Это-этот-этот-этот-этого. Обломанными-обломанной-обломанные. Три «князя Андрея», почему не сказать хоть раз «Болконский»? 281 слово, основная масса употреблена минимум дважды. Не каждый дубль вреден, иногда он применяется умышленно, для усиления. Но абсолютное большинство здесь – от отсутствия желания разнообразить текст, искать синонимы. Или редактировать написанное. Посчитайте частоту использования «дуб» без попытки разбавить выражениями… ну, не знаю, что-то вроде «огромное дерево», «лесной исполин», пусть будет любой другой оригинальный перифраз, Лев Толстой всё-таки. А тут – просто дуб, семь раз!
Ценность литературного сериала «Война и мир» бесспорна. Но такой огромный объём текста невозможно написать ровно. Сложно и отредактировать без компьютера. То, что было дозволительно Толстому (блестящее содержание окупает любые огрехи формы), начинающему или малоизвестному автору не простят.
Со времён русского классика многое изменилось. Сильно сократилась длина фраз и глав. Сейчас средняя длина предложения не превышает 70-80 символов, главы – трёх-пяти страниц. Читатель мыслит клипово, в быстром рваном темпе. Многие впитывают текст с телефона или ридера в метро, главка как раз хороша, чтоб успеть заглотить её в интервале между «Востоком» и пересадкой на «Октябрьской». Конечно, в идеале мечтается о поклоннике, засевшим с книжкой (обязательно – бумажной!) под абажуром в удобном кресле, отключив смарт и интернет, но такие, увы, – исчезающее племя. Поэтому, обрезав текст от излишков, зачастую приходится измельчать фразы и главы, делать произведение более лёгким для усвоения.
Многие, знаю, умышленно поступают с точностью до наоборот. Есть масса произведений с нарочитым игнорированием редактуры, пренебрежением знаками препинания и грамотностью, сомнительной стилизацией под простонародную речь, включающей сниженную лексику. Всё, естественно, зависит от авторского замысла, но по статистике более успешны хорошо отшлифованные книги.
Надо сказать пару слов о переводах на белорусский язык и компьютерной редактуре. Многие пробовали on-line перевод и убедились: с русского и украинского на белорусский получается вполне понятный текст, лучше, чем с английского. Но для публикации компьютерный перевод никуда не годится.
Лучше всех, точнее говоря – наименее плохо, с автопереводом на белорусский справляется Google (translate.google.ru). Программа не пытается «понять» смысл текста, просто опознаёт отдельные слова оригинала и употребляет белорусский эквивалент вне всякой связи, какой именно из возможных вариантов соответствует данному случаю. Совершенно случайно употребляются слова из современного белорусского или «тарашкевицы». Мне представляется, что пользование «тарашкевицей» допустимо только при глубоком знании, чувстве языка, в противном случае, и это встречается часто, получается неудобоваримый винигрет из старого белорусского и «наркомовки». Причём значение некоторых слов в этих двух вариантах языка несколько разное, поди угадай – что автор имел в виду. Уж лучше современный тип, во всяком случае, «наркомовку» мы все изучали в средней школе, многие в вузах, есть официально утверждённый стандарт, множество словарей и пособий… Белорусский язык и так тяжело выживает в тотальном русском окружении, не стоит ослаблять его внутренним конфликтом. Хотя «тарашкевица», на мой вкус, благозвучнее.
В общем, переводить на белорусский с использованием Google получается, но только чисто ради экономии времени, чтоб вручную заново не набирать текст. Править приходится много. Помогают словари. Я предпочитаю «Скарнiк», это один из популярных в on-line.
Word не поддерживает проверку белорусской орфографии. Выручают в некоторой степени сетевые ресурсы, например – languagetool.org.В числе языков программы есть белорусский, чистка грамотности там весьма несовершенная, но лучше, чем ничего.
Без практики, чувства языка текст получается сравнительно правильный, но выхолощенный, бесцветный. В качестве технического пойдёт, документально-публицистического – кое-как. Но не художественного. Я это вижу, ассистируя переводчикам Азербайджана. Их русские тексты, бывает, вполне соответствуют правилам орфографии. Но тонкости значения слов, особенно редкоупотребительных, ускользают, если не являешься носителем языка и не пользуешься им повседневно в достаточно культурной среде.
К сожалению, квалифицированный ручной труд в редактуре ещё много лет будет сохранять актуальность.

Анатолий МАТВИЕНКО